Подорожник и другие сорняки. 10 глава

[fffddd]

рабочее название: Подорожник и другие сорняки
оридж
не бечен
герои: будет много и все мои
саммари: впереди были неизвестность и приключения

1 глава. Омела
2 глава. Лопух
3 глава. Перекати-поле
4 глава. Лебеда
5 глава. Крапива
6 глава. Подорожник
7 глава. Татар-чай.
8 глава. Дурман.
9 глава. Камнеломка.

10 глава.
Ромашка.

глава целиком

Горсть шиповника с дробным звоном пересыпалась в кружку. Я осторожно прихватил конец колючей ветки одной рукой, а второй принялся ощипывать ягоды. Работа была несложная, но опасная. Того и гляди, острый шип вопьется в палец, ветка царапнет руку или вцепится в одежду. Я уже был покрыт ссадинами с ног до головы, будто выдержал сражение с целой сворой диких кошек.
- Шшш… - я зашипел и сунул пораненный палец в рот, потом вынул и осмотрел ранку.
Под кожей темнела крохотная черточка – кончик обломавшегося шипа – очередная заноза. Да, зарабатывать сбором шиповника нелегкая работа. Хотя, судя по остальным, тяжело приходилось только мне. Как ни странно, на Лерике и Лизке царапин было гораздо меньше, а Динка, хоть и ныла постоянно, но тоже не выглядела пострадавшей. Я тяжело вздохнул, посмотрел на зловредный куст, натянул рукава почти до кончиков пальцев и принялся оббирать очередную ветку. Наполнив кружку, я опорожнил ее в рюкзак и перешел к следующему кусту.
Где-то неподалеку послышалось пение. Лерик разучивал с Лизкой какую-то казачью песню про «пчелочку златую». Пока у них получалось довольно смешно. Лизка не попадала в ноты и путала слова, но старательно орала во всю мощь легких. Лерик ржал и пытался поправлять, но в результате сам сбивался и они принимались хохотать уже хором.
- Вы когда-нибудь заткнетесь? – раздался раздраженный Динкин крик.
Она вышла из кустов, волоча за собой рюкзак, в котором на дне перекатывалось несколько горстей шиповника, и плюхнулась на землю.
- Я уже больше не могу! – плаксиво заявила она. – Мне этот гребаный шиповник нафиг не сдался, чего я над ним уродуюсь?
- Вообще-то не ты одна, - попытался возразить я. – А деньги нам по любому нужны…
Вдруг со стороны тропы раздался вопль:
- Пацаны! Пацаны! – надрывался кто-то неизвестный.
Мы бросили рюкзаки и вылезли из зарослей посмотреть, что за авария.
- Ого! Еще голубчики! – обрадовано потер руки незнакомый мужик в голубой рубашке с коротким рукавом. Возле него неловко переминался с ноги на ногу Валик по прозвищу Япошка, парень, живущий на общаке. Судя по двум канистрам, он направлялся за водой.
- Давайте, показывайте, где тут у вас родник, - заявил мужик в рубашке.
Мы непонимающе смотрели на эту странную пару, пока вдруг мужик не вытащил пистолет и не помахал им у меня перед носом. Япошка что-то сдавленно хрюкнул.
- Вот туда, - показал направление Лерик. – Только пушку убери, а?
- Ты мне не начальник чтоб распоряжаться! – взвился мужик. – Ага, несовершеннолетний!
Свободной рукой он ухватил Лизку за плечо и подтащил ее к себе.
- Кто такой, откуда, как зовут?- прицепился он, принимая Лизку за мальчика из-за ее короткой пацанячьей стрижки.
Лизка молча пялилась на него пустыми глазами, нацепив на лицо дебильное выражение.
- Так, все пошли за мной, - мужик, не отпуская лизкино плечо, махнул нам пистолетом и пошагал вперед.
Нам ничего не оставалось, как двинуться следом. Валик хотел было юркнуть в заросли, но мужик обернулся и ткнул в него дулом:
- Ты тоже!
Через пару десятков метров я услышал позади шорохи, оглянулся и вместо Валика увидел на тропе только две пустые канистры. Не поднимая шума и не останавливаясь, я продолжал идти. Если бы не Лизка, я бы и сам поступил так, как Валик.

Возле родника было многолюдно. Там толпилось человек двадцать «аборигенов» и десяток мужиков в голубых рубашках, таких же, как у приведшего нас, но с погонами. Только тут до меня дошло, почему ее фасон показался мне знакомым – это же была часть милицейской формы.
- Все послушали меня! – взревел басом мент с огромным «пивным» пузом. Вытерев лысину платком, он продолжил: - Мне нужен Сидоренко Валентин. Вы его знаете, на вид лет двадцать, правый глаз прищуренный из-за шрама.
- Так это ж… Сергей Тарасыч, я его взял! – подал голос «наш» мент.
- И где он?
Мужик обернулся к нашей маленькой компании и только теперь обнаружил пропажу Валика. От неожиданности он открыл рот и захлопал глазами. Лизка захихикала, прикрываясь ладошкой.
- Он тут был, Сергей Тарасыч! Честное слово! Они докажут! – он ткнул в нас своим пистолетом.
Мы молчали, всем своим видом демонстрируя, что мы тут ни при чем.
Таких выражений, которыми менты костерили своего незадачливого коллегу, я не слышал даже от вокзальных бомжей. Вся местная публика радостно наблюдала за бесплатным представлением. Постепенно стало понятно, из-за чего разгорелся этот сыр-бор. Оказывается, ночью Валик наведался к родственникам в село. После теплой семейной посиделки Валик угнал из соседнего двора мотоцикл с коляской, вломился в сельский краеведческий музей, вынес оттуда шашку и шинель какого-то атамана времен гражданской войны, а заодно пулемет Максим, который установил на мотоциклетной коляске. Со всем этим добром он и приехал под утро на общак. Музей бы Валику простили, но вот мотоцикл принадлежал местному участковому. Вся районная милиция была поднята по тревоге и отправлена на поиски похищенного транспортного средства. И вот выясняется, что виновник «торжества» ушел от правосудия…
За неимением Валика менты решили устроить тотальную проверку документов. «Аборигены» расходились в разные стороны под конвоем одного-двух представителей власти. Чтобы не вести милицию к нашей родной пещере, Лерик пообещал сам принести все бумаги и оставил нас сидеть у родника.
Рядом прохаживались менты, Динка тихо материлась сквозь зубы, а Лизка гладила меня по руке и утешала:
- Ты не переживай. Я уже тыщу раз в спецприемнике была, там не страшно. Там сразу оформят, потом санобработка, потом одежду новую дадут и покормят. Ты им главное имя не говори. Тогда они сами будут искать, а если ты не в розыске, то через два месяца тебя в детдом определят. А с детдома сбежать проще простого…
В это время вернулся Лерик. Как я заметил, он принес не паспорта, а наши приютские ДОСовские документы. Он что-то долго с серьезным видом втирал ментам. Толстый начальник сначала недоверчиво хмурился, изучал удостоверение воспитателя, потом махнул рукой. Лерик дал нам знак, мы быстренько вскочили и собрались покинуть затоптанную площадку у родника.
- И чтобы завтра же вас здесь не было! - рявкнул на прощанье мент.
- Конечно, Сергей Тарасович! – согласно закивал головой Лерик.
Я удивленно поднял глаза и увидел, что он держит за спиной руку с оттопыренным средним пальцем. Его детская выходка насмешила меня, я не выдержал и прыснул в кулак. Лерик обернулся к нам и затолкал нас на узкую тропинку, терявшуюся в зарослях. Едва мы отошли на достаточное расстояние, он сгреб нас всех в охапку, как наседка цыплят, и радостно захохотал. От облегчения, что все закончилось благополучно, хотелось плакать.
- Ну что, девчонки, пока вы еще со мной? – Лерик обнял Динку и Лизку и расцеловал их в щеки. Я почувствовал себя покинутым и немного разочарованным, хотя и понимал, что вряд ли бы позволил Лерику так просто поцеловать меня. Но мне хотелось, чтобы он и на меня посмотрел с такой же любовью. «Хватит мечтать, - одернул я себя и отвернулся. – Не фантазируй на пустом месте. Лерик тебя любит, но чисто по-дружески. И это большее, что ты от него можешь ждать».

***
Динка и Лерик сидели у очага. Он крепко, но бережно держал ее руку в своей и осторожно вынимал занозы. Она поминутно ойкала, а он терпеливо утешал. Я не мог больше наблюдать эту идиллическую картинку. Схватив мешочек с походным швейным набором, я выскочил из пещеры. Солнце уже заходило, но было еще достаточно светло. Я выбрал иглу потоньше и принялся сам выколупывать свои занозы. Запястья, ладони и пальцы были все в царапинах: красных, припухших – сегодняшних, коричневых черточках вчерашних и позавчерашних, белых росчерках недельной давности… Неожиданно мои руки обхватили широкие загорелые ладони:
- Давай я.
- Я могу и сам, - я попытался отказаться, но Лерик только улыбнулся.
- Давай, - повторил он, и я безропотно отдал ему иголку.
Это было почти не больно. Я старался не смотреть, и уж тем более не ойкать, как девчонка. Но на правой руке в подушечке безымянного пальца шип засел очень глубоко. Я не сдержался и вскрикнул, когда Лерик подцепил его иглой.
- Тссс… прости, мой хороший, сейчас поцелую и все пройдет! – прошептал Лерик, вытащил занозу и поцеловал мой палец.
Я не мог заставить себя пошевелиться, я даже дышать перестал. Лерик держал мою руку и чуть поглаживал ладонь большим пальцем. Я видел, как расходятся двумя спиралями волосы на его макушке, и хотел, чтобы он поднял голову.
- Вот и все, - сказал он, отпустил мою ладонь и поднялся, по-прежнему не глядя мне в глаза.
Я был готов завыть от разочарования и непонятной обиды, но что я мог сделать?
- Спасибо, - поблагодарил я деревянным голосом.
- Не за что, - ответил Лерик.
Этот дурацкий обмен вежливыми фразами добил меня окончательно.
- Мне надо пройтись, - бросил я, вскочил и умчался не оглядываясь.

Теплый волнующий сон нехотя отпускал меня, и в тоже время он будто бы продолжался. Я не мог понять, во сне или наяву я ощущаю на своем лице нежные осторожные прикосновения и горячее дыхание. Рядом зашевелилась, переворачиваясь на другой бок, Лизка, и я понял, что не сплю. Но чьи-то губы продолжали целовать мое лицо. Впрочем, несмотря на кромешную темноту, я уже знал чьи. Мне хотелось поднять руки, обнять его, самому поцеловать в ответ, но я боялся сделать что-нибудь не то и его спугнуть. Наконец, его губы коснулись моих, и из головы разом пропали все мысли. Это был мой первый настоящий поцелуй, и все ощущения были мне внове. Конечно, я не считал себя наивной ромашкой, теоретически я хорошо знал, как надо открывать рот, куда девать язык… но одно дело знать…
У меня кружилась голова, сердце билось так громко, что казалось: все должны проснуться от этого стука. Тело то становилось невесомым, то тяжело обмякало, и не было сил шелохнуть хоть пальцем. Лерик творил со мной что-то невообразимое, волшебное. Мне хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось. Но, как всегда случается, какой-то неожиданный шорох заставил его отпрянуть. Я разочарованно выдохнул.
Прошла минута. Лерик по-прежнему лежал не двигаясь, я слышал его взволнованное неровное дыхание. Я ждал, что он снова поцелует меня, но этого все не происходило, и я сам не заметил, как заснул.

Утром Лерик вел себя как обычно, и я начал сомневаться, не приснилось ли мне все. Окружающее было таким обыденно-привычным, что ночное происшествие казалось фантазией, несбыточным эротическим сном. Я тоже, как мог, старался ничем не выдать своего растерянного, взволнованного состояния и у меня вроде бы получалось.
- Если ссыпать все вместе, будет два полных рюкзака, - сказал Лерик. – Надо нести сдавать. Если будем еще ждать, шиповник начнет сохнуть, станет легче.
- Хорошо, - безропотно согласился я.
- Купишь мне сникерс? – тут же подлезла под локоть Лизка.
- Обязательно, - рассмеялся я и потрепал ее по волосам.
- И мне сникерс! – повторила лизкин маневр Динка, но уже с Лериком.
- Большие девочки от сладкого толстеют и прыщавеют, - назидательно произнес Лерик, щелкая Динку по носу. Она обиженно надулась, и добросердечная Лизка тут же бросилась ее утешать:
- Я с тобой поделюсь!
- Будут вам обеим шоколадки! – воскликнул я, укоризненно глядя на Лерика. Он хмыкнул и пожал плечами, мол, делайте что хотите.

Спускаться вниз с тяжелым рюкзаком было непривычно и неудобно. Он словно подталкивал в спину, принуждая то ли бежать вперед, то ли отклоняться назад и почти опрокидываться. Когда показались крайние дома татарского села, я вздохнул облегченно. Я подумал, что за этот спуск устал больше, чем раньше уставал во время подъема. А ведь надо было еще дойти до заготконторы.
Но, как ни странно, я преодолел и этот путь. Сонный вислоусый дядька открыл нам ворота.
- Шипшина у трэтьому склади, хлопчыки.(1)
- Дякую(2), - ответил ему Лерик, снова удивив меня.
- Ты что, по украински говоришь? – спросил я, едва мы немного отошли от ворот.
- Конечно! – подтвердил Лерик. – Я же из Киева, я в украинской школе учился…
Я нечаянно задел ногой ящик. Раздалось звонкое, почти стеклянное тарахтение, и я заинтересованно остановился. Мы были у второго склада, здесь стояли полные ящики полосатых золотисто-коричневых ракушек.
- Что это? – удивился я.
- Раковины виноградных улиток, - удивленно разглядывая ящики, ответил Лерик. – Только не спрашивай, зачем они: понятия не имею!
Возле третьего склада ржавели большие напольные весы, и было много пустых ящиков.
- Хэй, хлопци! – тот самый дядька, что стоял у ворот, неторопливо направлялся в нашу сторону. – Бэрить порожнюю тару, сыпьте туда ягоды и ставте на рампу!(3)
Пока он доковылял до нас своей ленивой походкой, мы успели пересыпать шиповник из рюкзаков в пустые ящики и аккуратно составить их на платформу весов. Дядька подошел, подвигал гирьки-противовесы, посчитал количество ящиков и достал засаленный блокнот. Шевеля губами, он что-то долго туда записывал. Я с интересом следил за процедурой, а Лерик, который успел с самого начала взвесить пустой ящик, напряженно высчитывал чистый вес нашего шиповника. «Сорок два», - наконец прошептал он.
- Йдэмо до офису(4), - поманил нас дядька.
Офисом оказалась облупленная мазанка с низкой дверью и косоватыми маленькими окошками. Внутри она тоже не поражала шикарным убранством. Дядька достал из незапертого железного сейфа потрепанную конторскую книгу и принялся переписывать туда из блокнота свои цыфры.
- Сорок кило, - объявил он.
- Сорок два, - поправил его Лерик.
- Сорок.
- Сорок два, я порахував(5)! – упрямо повторил Лерик.
- Яки уси вчени! – недовольно проворчал дядька. – Гаразд, сорок два. С такими справами скориш жэбракуваты пийдешь, ниж шось заробыш…(6)
Он вернулся к сейфу и, заслоняясь спиной, отсчитал нам деньги.
- Берить, - он пододвинул к нам по столу тонкую стопочку разноцветных купюр. – Алэ шисят висим копийок в мэнэ немае!(7)
- Гаразд, дядьку, - усмехнулся Лерик, пряча деньги в карман. – Нэхай ци копийки пийдут вам в пэнсийный фонд.(8)
Я открыв рот следил за этим диалогом. Лерик, разговаривающий на забавном украинском, выглядел как незнакомец. Едва мы вышли на улицу, я тут же задергал его за рукав:
- О чем вы там говорили?
- Ну, мужик жадничал и жаловался, что станет нищим, если все будут такие умные, а потом зажал шестьдесят восемь копеек…
Я заржал.
- А ты?
- А я сказал, что эти копейки наш - вклад в его пенсионный фонд.

Даже без мелочи выручка на мой взгляд была вполне пристойной.
- Как думаешь, на билет Динке хватит?
- По идее, должно хватить…
Мы купили в придорожном ларьке спички, шоколадки девчонкам и собрались уже идти, когда к автобусной остановке вдруг подкатил запыленный Лиаз. Лерик прочитал названия сел на табличке, выставленной в окошке, и предложил:
- Слушай, может прокатимся? Он, конечно, не по прямой, по времени мы не сильно выиграем, но зато не пешком…
Я был не против. Мы втиснулись в старый автобус и поехали.
Маршрут петлял по окрестным селам, в окошках тянулись бесконечные поля и сады, за ними синели невысокие горы. Ветер заносил в открытый люк запахи табака и помидоров, болгарского перца и яблок. Люди входили и выходили, толкая нас своими сумками, корзинами и ведрами, но я почти не замечал этого. Словно в трансе, я стоял и смотрел на Лерика. В его лице была какая-то почти библейская красота. Ветер прибивал ко лбу блестящие черные волосы и теребил несколько тонких прядок, глаза из-под густых ресниц смотрели грустно и спокойно. В уголках губ притаились крохотные складочки, намекающие то ли на радостную улыбку, то ли на горькую усмешку. Мне хотелось дотронуться до его матовой смуглой кожи, чтобы убедиться в его реальности, но я просто продолжал молча пялиться. У меня было ощущение, что я делаю что-то запретное, отчаянно смелое и почти неприличное, и от этого у меня холодело в груди и в животе. Я не мог понять, что чувствует ко мне Лерик, но в тот момент я все понял про себя – я влюбился, впервые в жизни и очень сильно.

Не сказать, что это открытие существенно облегчило мне жизнь. Знать, что все мои чувства не просто примитивное физиологическое влечение, меня не утешало. Раньше во мне оставалась надежда, что я все же нормальный обычный парень, ну, с небольшими отклонениями, но в целом такой же, как и все. Я представлял себе, как со временем сделаю карьеру художника, потом встречу хорошую красивую девушку, женюсь, у нас будут дети и счастливая семья… А какая семья у меня может быть с Лериком? Об этом даже думать смешно и странно.
Я посмотрел на него. Лерик шагал впереди. Мне видны были только его длинные ноги в линялых джинсах и торчащая над рюкзаком черноволосая макушка. Я не должен был влюбляться в него! Ну разве мало девушек вокруг? Я ведь мог бы влюбиться в Динку. Или в Катю… В Гуляеву, на худой конец! А выбрал почему-то этого долговязого балбеса, который, ни о чем не подозревая, одной своей походкой сводит меня с ума. Может, если держаться от него подальше, то все пройдет? И вопреки этим рассудительным мыслям и здравому смыслу мне вдруг до слез захотелось, чтобы Лерик обернулся и взял меня за руку.
Вместо этого он плюхнулся на валун, достал сигареты и объявил:
- Перекур.
Я, тяжело дыша, привалился рядом.
- Как ты еще можешь курить? – я покосился на сигарету в его руке. В том, как он зажимал ее между пальцев, было какое-то необъяснимо притягательное изящество.
- Нормально, - отозвался Лерик, выпуская дым изо рта. От этого зрелища у меня сладко сжалось внизу живота. Я облизал пересохшие губы и отвернулся, чтобы ничего этого не видеть.
Наконец, Лерик докурил, притушил сигарету о камень и щелчком отправил окурок куда-то в сторону.
- Нумо, хлопци, заспиваемо! – поднимаясь, заявил он со своей обычной усмешечкой.
И загорланил, стараясь шагать в такт. Он пел ту самую песню, что разучивал с Лизкой:
- А пчелочка златая, а что же ты жужжишь… Ой около летаешь, ой, прочь не летишь… Али верно любишь, ой, любушку мою… - мне чудился в выборе песни какой намек, но я одергивал себя, чтобы не нафантазировать бог знает что. – Сладкие медовые губочки у ней… ой, сладкие медовые губочки у ней… Любить ее можно, а целовать нельзя… Ой, я к губам прилипну, и с нею я помру… Жаль-жаль, жалко мне, с нею я помру…
- А врешь, и не прилипнешь, а врешь и не помрешь… - негромко подпел я последний куплет.
Лерик удивленно оглянулся.
- Помру, - убежденно заявил он.
Я скептически хмыкнул.
- Бревно ты бесчувственное, Ник! Ничего в любви не понимаешь! – выговорил Лерик, то ли в шутку, то ли всерьез.
Мне хотелось возмутиться, возразить: «Сам ты бревно! Смотришь и не видишь!», но я прикусил губу и промолчал. Лерик тоже ничего не сказал. Так, в молчании, мы проделали остаток подъема.



примечания:
(1) шиповник на третьем складе, мальчики (укр.)
(2) спасибо (укр.)
(3) эй, парни, берите пустую тару, насыпайте туда ягоды и ставьте на рампу (укр.)
(4) пойдемте в офис (укр.)
(5) сорок два, я посчитал (укр.)
(6) какие все ученые! с такими делами скорее побираться пойдешь, чем что-то заработаешь (укр.)
(7) берите, но 68 копеек у меня нет (укр.)
(8) хорошо, дядька. пусть эти копейки пойдут в ваш пенсионный фонд (укр.)