вы помните, что на этой неделе у меня был флешмоб?
мы писали драбблы вот на эту песню:


теперь я выкладываю наше творчество, чтобы все желающие могли насладицца и проголосовать за тот драббл, который больше всего понравится. ну и откомментировать свое мнение.

1. флинтвуд от tanushka-claire
читать дальшеВуд, раскрасневшийся и недовольный, сидит на мягком кресле и барабанит пальцами по столику. В кафе люди суетятся, едят на ходу, не удосужившись даже присесть, а музыка, напротив, играет слишком медленная, и Вуд отмечает, что она – чёрт бы её побрал! – ужасно романтичная. И абсолютно не к месту.
- Ну, так что? Ты решил? – мягко улыбается Флинт. Оливеру хочется ему врезать, а потом заказать себе виски и хорошенько напиться.
- Тут и решать нечего! Чего ты ко мне пристал, а? Смотри, сколько вокруг парней, - он обвёл рукой помещение, - выбирай любого!
- Я уже выбрал – тебя, - как ни в чём ни бывало, заметил Флинт. – Может, ещё блинчиков? Я закажу. Какие хочешь? Тут есть чудесные блинчики с черникой, а ещё малиновый пирог…
- Хватит! – вскрикивает Вуд. – Ты меня достал уже!
Флинт с минуту молчит, напряжённо смотря на Оливера, а затем чуть наклоняется вперёд.
- Слушай, дай мне один день, и я докажу, что быть со мной – не так ужасно, как тебе кажется. А лучше – ночь. Тогда ты точно в этом убедишься.
Маркус довольно улыбается, видя как его слова смутили Вуда, и делает последнюю попытку:
- Где твоя хвалёная решимость? Я прошу всего один шанс и… - он понижает голос до шёпота, - если тебе не понравится – я сдаюсь. Но этого не случится, потому что я никогда не проигрываю.
Он встаёт, расправляет складки на брюках и протягивает Оливеру широкую ладонь. Вуд озирается по сторонам, собираясь с мыслями и собственными силами, прикидывая, как быстро можно будет убежать из квартиры Флинта, и не стоит ли на ней защита. Он бледнеет буквально на глазах, мысленно развивая события всё дальше и дальше, но Флинт почему-то уверен – у него получилось. А всё потому, что ещё со школы он усвоил простую истину.
Гриффиндорцев, хоть и бывших, нетрудно подцепить на крючок, если речь идёт о чём-то опасном.

2. гарридрака от Мойра*
читать дальшеНа сцене тем временем певец поставил рядом с микрофоном стул и оседлал его, небрежно сложив руки на высокую спинку. Освещение в кафе убавили, и официанты неслышно скользили по залу, зажигая на столиках свечи.

После рок-н-ролльного сумасшествия действительно хотелось передохнуть. Певец дал отмашку музыкантам, и негромкий низкий голос контрабаса начал новую мелодию. Барабаны больше не оглушали, лаская слух чувственным ритмом, а гитарист неспешно перебирал струны, выводя музыкальный рисунок.

– Как ты вообще попал в это место? - Гарри с удовольствием отхлебнул из высокого стакана с ярким бумажным зонтиком и вопросительно уставился на Драко. Фруктовый тропический вкус прокатился сладостью по языку, мягко согрел алкоголем нёбо и растаял мятным холодком.

Музыка плыла по кафе почти ощутимыми волнами, обволакивая каждый столик, деля пространство зала на маленькие уютные островки. Малфой пожал плечами и принялся по привычке поглаживать высокую ножку своего бокала.
– Случайно. Вышел прогуляться и набрел.

Ну, в самом деле, не говорить же ему, что, отправив Скорпи первый раз в Хогвартс, он едва дождался отхода поезда. Проводил жену домой, а сам сослался на дела и аппарировал в Лондон. Не оборачиваясь. Все казалось, что спину жжет взгляд Главного Аврора. Один сухой кивок там, на перроне, а он бродил по улицам до темноты, усмиряя так некстати разыгравшееся воображение и, наконец, устав от бессмысленного самокопания, вошел в первое попавшееся кафе.

В музыку, тихо, почти интимно вплелся голос исполнителя.

...Ты… меня не замечаешь….
Но, ...будет ночь…

- Отличное место, - пробормотал Гарри, что бы хоть что-то сказать. Он все еще рассматривал Малфоя, как будто видел его впервые. Драко заправил за ухо выбившуюся прядь, кивнул, не поднимая глаз, и опять принялся выписывать узоры на бокале. Казалось, полупрозрачная долька лайма, примостившаяся на стеклянном краю, сосредоточила на себе все его внимание. Разговор, так не принужденно протекавший еще пятнадцать минут назад, теперь повисал долгими паузами.


…Пускай говорят, что я не тот, кто тебе нужен…
…

Гарри выдернул из коктейля пестрый зонтик, попробовал сложить, опять раскрыл бумажный купол и бездумно начал вертеть его в пальцах, легонько царапая ладонь острием деревянной шпажки.

– Понятно. Жаль, меня с тобой тогда не было. Мне тут нравится.

…Подари мне всего один шанс …и ты поймешь…


Малфой дернулся и распахнул глаза. Под его пристальным взглядом Гарри почувствовал, как заполыхали уши, и сразу же предательский румянец пополз дальше, расцвечивая алыми пятнами щеки, скулы и шею. Слава Мерлину, что вокруг темно и новоявленный танцор не мог видеть его смущения. Вдруг ему пришло в голову, что за последние несколько месяцев рядом с Малфоем он краснел чаще, чем с кем бы то ни было.

...Подари мне всего одну ночь, и ты не захочешь уйти…

Малфой все смотрел и смотрел. В полумраке глаза Драко казались почти черными, в них плясали огоньки живого пламени. И скоро кроме этих глаз Гарри уже не видел перед собой ни зала с медленно танцующими парами, ни оплывающей восковыми слезами свечи, ни призывно улыбающихся девушек за соседним столиком – ни-че-го…

3. вампирский драббл от Agneska
читать дальшеЕдинственный фонарь, худо-бедно освещавший переулок, теперь не горел – разбили. Но взошедшая над крышами полная луна с успехом выполняла его функции и справлялась даже лучше. Прежде Макс, почти каждый день возвращавшийся этим путем с работы, не замечал уютно приткнувшейся между двух домов узкой двери и вывески над ней «Бар «День-Ночь». Дверь, хоть и не такая широкая, как обычные двери подобных заведений, радовала глаз покрытием, успешно имитировавшим мореный дуб. И неоновые буквы вывески светились все до одной. Это было странно в районе, где аборигены не очень-то уважали закон, а полиция предпочитала по возможности не вмешиваться, резонно полагая, что лишние дырки в шкуре никого не красят.
Макс остановился у двери. Надо же, а это и не покрытие вовсе. Настоящая дубовая дверь, старая, а, судя по бронзовой дверной ручке в виде львиной башки, даже старинная. Макс потрогал отполированную сотнями прикосновений бронзовую морду льва. Морда ухмыльнулась. Дверь открылась. Макс вошел.
Бар оказался небольшим и очень уютным. Стены покрывал благородно-бордовый бархат. В глубине помещения, слева от барной стойки, была сцена. Почти неразличимый во мраке оркестр приглушенно играл что-то джазовое. А на самой крохотной эстраде, ослепительно сияющая в единственном пятне яркого света, пела девушка. Ошарашенный всем увиденным, Макс присел за ближайший к нему столик, не отрывая глаз от певицы. За соседними столиками тоже сидели люди. А может, там не было никого – как и джаз-бэнд, все вокруг утопало в потемках. Возле правого плеча Макса тут же бесшумно возник официант.
- Что будете заказывать, мистер? – прошелестел он.
- Бутылку вина, «Соло санджовезе»… - Максу показалось, что в заведении, где поют такие девушки, заказывать банальное пиво как-то пошло.
- Принято, мистер, - официант исчез.
Макс продолжал пялиться на певичку. Изящно обвив тонкими пальцами микрофон, девушка пела чуть хрипловатым контральто:
- Дай мне этот день, дай мне эту ночь,
Дай мне хоть один шанс, и ты поймешь,
Я – то, что надо…
Как бы сама собой на столе загорелась свеча в стеклянной колбе, из мрака перед Максом материализовался пузатый бокал и стал наполняться терпко пахнущим вином, цветом под обивку на стенах.
- Передайте мисс… что после выступления я хотел бы пригласить ее составить мне компанию, - попросил Макс официанта.
- Мисс… Линда… если вы о ней, редко одаривает посетителей своим вниманием персонально, - голос звучал все так же еле слышно, но Максу почудилось в нем ехидная усмешка. – Я передам вашу просьбу…
Через несколько минут, допев, девушка ушла со сцены. Оркестр ненавязчиво играл все ту же мелодию. Макс, пригубив пару раз вино, отодвинул бокал и ждал. Он нервничал и даже сам себе не смог бы объяснить то волнение, что вызвала в нем певичка с самой первой минуты, когда он даже и разглядеть-то ее не успел. Тени в окружающем его сумраке оживились, зашевелились; из темноты повеяло легким, неопределимым, но волнующим запахом, и за его столик порхнуло неземное создание – Линда. Макс обалдел – до такой степени он не надеялся, что девушка примет его предложение. Он разглядывал певицу пристально, совершенно неприлично. Вблизи она показалась ему еще прекраснее, хотя прежний опыт Макса в общении с девушками подсказывал, что при близком общении становятся видны все изъяны и недостатки. Но у Линды их, кажется, не было. Ровная бледная кожа, густые, вьющиеся черные волосы, волнующий изгиб губ, безупречно наложенная яркая помада, большие темные глаза. И сводящий с ума тихий смех…
- Вы пригласили меня только затем, чтобы рассмотреть получше?
От ее голоса по коже Макса побежали мурашки, а смысл слов смутил, но зато вывел из ступора.
- О, простите, мисс Линда… Я действительно растерялся, увидев вас. Позвольте представиться: Максимилиан Форестер. И разрешите угостить вас вином.
Макс поднял руку, призывая официанта принести второй бокал, но Линда остановила его:
- Постойте, я не пью вина…
- Что же вам заказать?
- Не надо ничего, мне вполне хватает вашего общения… пока…
Линда приблизила к нему свое лицо. Парень смотрел в глаза певицы, и не мог отвести взгляда. Свеча в колбе горела ровно, ярко; надежды на то, что увиденное Максом - причудливая игра светотеней, не оставалось. Радужка глаз девушки была темно-вишневого цвета, а узкий, вытянутый, как у кошки, зрачок пульсировал, в глубине его мерцали и манили к себе загадочные огоньки. Они завораживали, заставляли не думать ни о чем, кроме того, как сладко будет потонуть них, позволить их обладательнице делать с собой все, что угодно. Совсем дальний, незатронутый гипнозом уголок сознания вопил от ужаса, глядя в эти змеиные глаза, замечая, как длинный розовый язычок обвел яркие губы, приоткрывшие на миг белоснежные острые клыки. Но что он, маленький и жалкий, мог сделать, когда все существо Макса подалось на встречу жадно распахнутому хищному рту? Когда клыки, распоровшие тонкую кожу на его шее, ощущались как блаженство поцелуя с любимой? И Макс плыл на волнах цвета свежей крови, которые укачивали его, убаюкивали сознание… Когда вампирша, насытившись, бросила его, еще живого, подступившим вплотную теням, Макс, к счастью, уже ничего не чувствовал. В его голове не было мыслей, только крутился обрывок песни:
- Но… все равно… будет ночь,
И ты меня еще узнаешь…

4. оридж от Kami-sama #13
читать дальше- Джонни! - сзади слышится сбивчивое дыхание и быстрые шлепающие шаги. Ненавижу эти их "сабо"... Как будто нормальной обуви нет.
Ругаюсь сквозь зубы и все-таки останавливаюсь.
- Джонни, а зачетку ты взять не забыл? - Аня стоит передо мной с синей книжечкой в коротких пухлых пальчиках и пытается отдышаться. Брови сошлись на переносице, на щеках и на лбу - красные пятна. Ага, она же торопилась...
- Да нужна она мне... - с трудом подавляю желание выражаться при ней куда более лаконично. И куда менее цензурно. Староста же. Вопить будет на весь этаж.
- Но там "отлично"! У тебя вся сессия - одни пятерки! - я устало смотрю в ее честные серые глазки сверху вниз. Ну да, ну да...
Только что толку?..
- Джонни, а ты...
- Спасибо, - не дав ей договорить, забираю зачетку, кладу в задний карман джинсов. - Увидимся в сентябре, Ань.
И ухожу, не оборачиваясь.
Подумаешь, успешная сессия... И врут все, что девушкам умные парни нравятся.
Она сейчас еще сидит в душной аудитории, залитой солнцем. И на столе перед ней - куча забитых формулами мелких бумажек. Отобранные шпаргалки. Идиоты, да что ж там списывать?.. Все еще на лекциях было понятно. Слушает какого-нибудь Кириленко, а этот оболтус не в состоянии связать и двух слов об устойчивости непрерывных систем...
Она посмотрит на него поверх очков в тонкой серебряной оправе и скажет: "Алексей, мы же эти задачи вдоль и поперек изучили. Вы меня просто изумляете!"
Потом вздохнет, покачав головой...
И поставит ему заслуженный трояк.
Ей двадцать пять. И день рождения я знаю - в конце марта. Правда, он выпал на воскресенье, я постеснялся поздравить.
А еще у нее синие-синие глаза... И ямочки на щеках, когда она улыбается. Я два чертовых семестра сидел со старостой за первой партой, лишь бы смотреть на эти ямочки. От анькиных духов потом невыносимо раскалывалась голова, но зато я мог не орать, как подорванный, через всю аудиторию с задних рядов правильные ответы на вопросы.
А на старших курсах теории автоматического управления не будет.
Эх, напьюсь же я сегодня...
От универа уйти так и не получается. Я стою за углом соседнего химического корпуса и смотрю, как из дверей родного электротеха по двое-трое вываливаются радостные и не очень студенты. Сигареты стремительно заканчиваются - такими темпами придется либо терпеть, либо бежать за куревом до ближайшего магазина... Но во втором случае, я рискую ее пропустить.
И тогда все коту под хвост.
Солнце медленно ползет по небу, стрелки приближаются к полудню. Долго они там еще?..
Внезапно меня бросает в холодный пот. Вдруг она пойдет с кем-то из преподов с кафедры?.. Накатывает безысходностью. Нет, не получится ничего.
Но тут она выходит. Одна. Легко спускается по битым ступенькам, поправляет сумку на плече и выбрасывает ком смятой бумаги в урну у корпуса, заваленную пустыми бутылками из-под воды и фольгой от шоколада.
Я, засмотревшись, слишком глубоко затягиваюсь едким дымом и, закашлявшись, с ненавистью отшвыриваю окурок прямо на асфальт.
Приходится едва ли не бежать за ней, чтобы не упустить из виду.
На аллейке, ведущей к автобусной остановке, ни души.
Ну, сейчас или никогда...
- Марина Константиновна!
Она оборачивается, достает из ушей маленькие наушники-капельки, выключает плеер в кармане джинсовой юбки. Во взгляде недоумение:
- Калинин? Вы же раньше всех сдались! Вы что тут делаете?
- Марина Константиновна... - я сейчас тоже запыхавшийся и с красными пятнами на морде. И гляжу на нее с тем же щенячьим восторгом, наверное... Как Анька на меня утром.
- Кали-ини-ин, без фанатизма, - она улыбается, демонстрируя те самые замечательные ямочки, - ТАУ никуда не денется. Я заметила ваш интерес и способности. Думаю, у вас очень неплохие шансы на магистратуру, а затем и аспирантуру на нашей кафедре. Но сейчас каникулы. Отдыхайте, заслужили.
- Марина Константиновна... А что вы делаете сегодня вечером?
Когда-то меня, совсем мелкого, старший брат на даче с причала швырял в холодную воду. Ощущения - один в один.
Она перестает улыбаться и несколько секунд смотрит на меня в упор. Потом отводит взгляд и тихо смеется, касается виска пальцами...
- Иван, вы переучились, по-моему.
Я готов ей доказывать не хуже, чем на экзамене, что достоин... Только не отличной оценки - хотя бы капли ее внимания.
Но когда она снова поднимает на меня глаза, без привычных очков совсем огромные, я понимаю, что у меня нет ни единого шанса.
- Вы поглядите вокруг - столько прекрасных девушек. Умные, красивые... Вот с вами девочка на лекциях сидела. Вы же ей нравитесь, это даже мне очевидно! Пригласите ее куда-нибудь!
Смотреть на нее не получается. Киваю на все, как дурак, а слов нужных подобрать не могу.
- Иван, - я вздрагиваю, когда она легко касается моего плеча, - обещайте мне, что как следует отдохнете за каникулы. Гарантирую: все глупости забудете! Идемте, там автобус едет...
Она подмигивает и снова улыбается, как ни в чем не бывало.
И я изо всех сил напрягаюсь и выдавливаю некое подобие ответной улыбки.
- И кстати, Иван, почему ваши друзья называют вас "Джонни"?..

5. драббл по СПН от FreeFly13
читать дальшеЕсли бы тебя спросили, чего бы ты никогда не сделал, ты бы накатал длинный список с кучей пунктов, поправок, клятвенных заверений и т.п.. Никакого теплого молока, овсянки, шарфиков, шерстяных кальсон, самолетов, обручальных колец, детей и газонокосилок. Никакой любимой женщины и танцев. Ой ли...
У вас годовщина. На Лизе бирюзовое платье, иссиня-черные волосы гладкими локонами рассыпались по плечам, она немного смущается и нервно заправляет непослушные пряди за ухо. Год. Ты продержался с ней год.
Бар. Музыкальный автомат в перерыве между очередными предсмертными хрипами выдает что-то тягуче-блюзовое. Русское будит в Лизе ее славянскую кровь. Она оборачивается, глаза блестят в полумраке, она кивает и тянет тебя на танцпол. Пыльные деревянные доски скрипят под ногами, ты ведешь в такт гитарному ритму. Рука на талии, ты наклоняешься ниже, вдыхая запах ее шампуня. Лиза улыбается чуть заметно, уголками губ, тянется к тебе и целует. Ты отвечаешь, плавно покачиваясь. Терпко, по вкусу горьковатого сухого мартини. Сейчас она кажется слишком хрупкой, твой ускользающий мираж. Ты прижимаешь ее крепче, словно можешь удержать.
Если бы тебя спросили, чего бы ты никогда не сделал, ты бы не думал долго. Просто ты никогда бы не предал своего Брата.
Ты бы соврал.

6. J2 от фаргофро
читать дальше- Дай мне хоть пять минут!
- Ага, размечтался.
- Ты меня даже не слушаешь!
- Нечего тут слушать, всё, вали, Падалеки!

Дженсен пытался игнорировать, но вы, наверняка, слышали о таком явлении, как Джаред Падалеки? Вот и должны согласиться, под таким напором у него не было выбора, пришлось отбиваться чем попало, и грубить напропалую, раз по-другому тот не понимал, а Эклз случившееся обсуждать не собирался.
Да он вообще считал, что проблемы не было. Подумаешь, на одной из конвенций похлопал того под столом успокаивающе по руке, когда одна из фанаток опять начала что-то заливать об их мнимой влюбленности в друг друга. Ему самому надо было успокоиться, ну, достало всё, понятное дело. Похлопал, значит, сжал подбадривающе, напоследок провел большим пальцем по запястью и ребру ладони, там, где кожа была удивительно мягкой и нежной – ну, да, Джаред вроде пользовался каким-то кремом, актер, что с того. Это было мимолетно, ну, может, всего минутку, или две. Но, похоже, Джареду хватило. Как только Дженсен собрался убрать руку, тот перехватил её за запястье и удержал. Ровно до конца конвенции, благо совсем мало оставалось.
Ничего такого, подумал тогда Дженсен, не смотря на екнувшее в предчувствии сердце и враз вспотевшие ладони. Но оно не подвело, Джаред просто всё испортил, вдруг затянув друга куда-то за угол в коридоре, пока вся компания из режиссеров, сценаристов и актеров, наконец, распрощавшись, топала на свободу из наполненного ревущими фанатами зала. Где-то у жестких стен и пыльных постеров первого сезона Падалеки и совершил роковую ошибку, а Дженсен, как ему показалось, единственно верно отреагировал.
Удар получился хорошим, не очень больным, но отбившим любые желания и неверные мысли у потянувшегося к нему приоткрытыми губами и с зажмуренными глазами Падалеки.
С тех пор и началось. Что ни утро, так неизменно стаканчик с кофе и фирменная беспечная улыбка Джареда, что ни вечер, так обязательное приглашение напиться где-нибудь и оторваться вдвоем, что ни выходной, так бодрый Падалеки с ракеткой/мячом/клюшкой (нужное подчеркнуть), вваливающийся к нему трейлер, будящий спозаранку и тянущий на активный отдых, а сопротивляться мятым и разморенным после сна не всегда получалось.
Да ещё одно. Эти постоянные намеки и попытки разговора. Лучше измывательства и спорт в выходные, честно, так Дженсен считал и отбивался, как мог.
И продолжалось оно довольно долго, пока однажды, проснувшись в середине дня в свой законный выходной, Дженсен не заметил изменений. Его никто не разбудил, это никто даже не маячил где-то рядом. Дженсен сел на кровати, враз припомнив, что вчера с вечера Джареда не видел, тот не приставал с приглашением оттянуться и не прожигал в нем дыры тоскливым взглядом, да вообще куда-то испарился, что для него большая редкость. Чуя подступавшую беду, Эклз второпях оделся, выскользнул на свежий воздух и, пытаясь не больно торопиться, добрался до трейлера Падалеки. На стук никто не ответил, правда дверь оказалась открытой. Решительно её толкнув, Дженсен вошел внутрь и, наконец, увидел запропастившегося Джареда.
Тот, растянувшись на диванчике, свесив слишком длинные для любой мебели ноги, безмятежно спал в окружении десятка пустых пивных банок. На имя не отреагировав, Джаред лишь громко всхрапнул и перевернулся на живот. Пришлось применить экстренные меры.
Правда, отплевывающийся, с широко распахнутыми глазами, враз проснувшийся благодаря выплеснутому ему на лицо стакану воды Падалеки, удивил Дженсена ещё раз, хмуро взглянув из-под нахмуренных бровей, когда, наконец, пришел в себя, отвернувшись и утыкаясь носом в обивку дивана.
- Эй, да что с тобой? Вставай, соня, разве ты не намечал на сегодня баскетбол?
- Дженсен, вали, а.
Сказать, что Эклз был удивлен, значит, ничего не сказать:
- Раньше-то ты по-другому говорил. Можно узнать что случилось?
- Да осточертело ждать, пока ты соизволишь понять и выслушать. Я - то, что надо. Но тебе, похоже, этого не нужно. Меня не надо, - пробубнил Джаред в подушку, заглушающую его голос и сквозящую в нем, будто пьяную тоску.
Тут на Эклза и нахлынуло, вспомнилось, как оно всё привычно стало за последние недели. Да и сам Джаред, здесь он, рядом, слишком правильный, раздражающий и нужный, готовый поддержать всегда, не спрашивая и не нуждаясь в объяснениях. Нахлынуло и враз всё прояснило, так, что будто легче стало, и отпустило, оказывается, держащее с той конвенции напряжение.
- С чего взял, что ты не нужен? Разве я такое говорил?
И, в конце концов, оно действительно было верно сделано, так Дженсен убедился, видя расползающуюся на лице повернувшегося Джареда улыбку и отвечая на его легкий, уверенный поцелуй.

7. оридж от Svistoplyaskin
читать дальше- Серёж...
- Чего?
- Подойди сюда...
- Нафига? Сергей ёрзает сидя на бревне возле коста и всячески делает вид, что не хочет никуда идти и вообще как-то двигаться.
- Бля, Сергей, ну я тебя как человека прошу, подойди! Ну что ты за жопа такая, что не попросишь, так блин тебя ещё полгода ждать приходится. Лёха сидит на другом бревне скрестив руки на груди и немного дрожа от ночной прохлады.
- Я тебе сейчас свою футболку дам. Сергей поднимается и идёт в дачный домик за футболкой, которую брал с собой на всякий случай.
Зту ночь парни проводили на даче у своего одногрупника. Решили отметить удачно закрытую сессию и просто немного расслабится после учебных напрягов и побыть вместе старой компанией. В последнее время таких моментом бывало всё меньше. Как никак заканчивался пятый курс - на носу диплом, благо учиться им предстояло шесть лет. И когда многие друзья же закончили унивеситет им было очень кайфово чувствовать до сих пор себя студентами.
Сегодняшняя ночь была просто шикарной, особенно после двухмесячной жары эта ночная прохлада воспринималась как благодать ниспсланная свыше. Яркие летние звёздывисели низко над головой. Гдето далеко - далеко шумела последняя электрика, а рядом в лесу посвистывала сова.
- Держи. Сергей протянул Лёхе жёлтую полосатую футболку и сел рядом.
- Спасибо.
- Давай я так сяду. Серёга развернулся и прижался своей спиной к спине друга, - а то ты совсем замёрз гляжу.
Друзья посидели так молча минут пять, а птом Лёха развернулся, прижался животом к Серёгиной спине и свесил ноги с бревна, прижавшись бёдрами к его бёдрам. Серёжка хмыкнул, устроился поудобнее и притих, боясь спугнуть такое неожиданное, но приятное мгновение.
- Лёх, ты что творишь?
- Ничего. сказал и поцеловал товарища в ухо, потом в шею, запустил пятрну в волосы на затылке. а другой ладонью накрыл его живот.
В этот момент из домика вышел Вовка - хозяин усадбы. крякнул. пробурчал что-то неразборчивое взл бутылку водки и ущёл обратно.
Серёга начал хохотать - Ты представляешь какими он на нас завтра глазами смотреть будет?
- Спокойно представляю - прозвучало в ответ, а потом последовал поцелуй в губы - почти в губы...
- Погоди, я так не могу, мне стрёмно что-то...
- Ты мне нравишься...
- Ну это я давно заметил, ухмыльнулся Серый и положил голову Лёхе на плечо.
- Точнее нет, не так.... Лёха замялся, задрожал, Я тебя люблю...
Поцелуй... небо... звёзды кружатся над головой... Их первый поцелуй друг с другом, настоящий, когда забываешь про время. про пространство, когда растворяешься в другом человеке полностью и без остатка.
- Пойдём спать.
- Эй, ты это, не торопись... Серёга немного отстранился
- Блин., я просто хочу спать.
Они шли по огороду к домику обнимаясь и не переставая целоваться, чуть не навернулись в бочку с водой, потом долго возились на кровати стягивая друг с друга одежду при этом продолжая обниматься и целоваться, так они и уснули в одних трусах на одной кровати и им было абсолютно наплевать что о них подумают одногрупники, ведь им было так хорошо друг с другом, так хорошо первый раз ща пять лет.

8. еще один оридж. фемслеш от пани Иоанна
читать дальшеТы хоть понимаешь, насколько прекрасна в сигаретном дыму?..
Бледная кожа, светлые кудряшки и ярко-красные губы при дневном свете смотрелись бы излишне кукольно. А здесь, сейчас, в полумраке, в табачной дымке, ты словно из другого мира… Я вспоминаю, как ты пела в той замечательной маленькой шляпке, зажав длинными пальцами мундштук. Тебе надо было родиться в 30-х.

- Я давно не видела город! Давай посидим где-нибудь.

Знаешь, что удивляешь меня своей просьбой. Ты домоседка. Нет, твоя маленькая съемная квартирка не крепость, но точно твой уголок наслаждения… Там есть все, что тебе нужно. Там любят собираться наши друзья: пошловатые, но изысканные шутки, спиртное из твоих любимых польских бокалов, старые песни на три голоса и наши поцелуи украдкой, пока все курят на балконе…

- Я рада, что вернулась. На Юге грязно и все грубые!

Я тоже рада. Давай посидим где-нибудь… Так рада, что с готовностью позволяю тебе эту маленькую прихоть, хотя знаю, что в людном месте ты будешь для меня недоступна. Ты никогда не позволишь своей маленькой порочной тайне выплыть наружу…

- Себя надо любить! Я себя люблю! - просто и без кокетства, голая констатация факта.

И ты никому не позволишь усомниться в этом. Ты смелая, решительная, самодостаточная. Тебе во всем плевать на общественное мнение. Во всем, кроме меня. Ты уверена в любом своем поступке, но так быстро теряешь эту уверенность, когда стонешь под моими пальцами. Ты всегда говоришь всем, что вольна в своих поступках и громко напеваешь дифирамбы свободе выбора, но вся эта боевитость исчезает, когда мы остаемся наедине. И от этого сносит крышу!.. Нет, я уже давно не обижаюсь на эту секретность: я знаю, я единственная, кто заставляет тебя нервничать.

- Что нового? Как работа?

Кино, друзья, погода, работа. Болтаем ни о чем. Конечно, темы «соскучилась», «рада», «ждала» под запретом. Мы и обычно не говорим о нас, делаем, стонем, насаждаемся, но не говорим. Тебе кажется, что иначе ситуация станет слишком реальной. Слизывать лаванду с моей груди проще в пьяной, темной комнате. Потом легче убедить себя, что ничего не было.

- Я уезжаю к матери, вернусь к выходным… Придешь?.. - и быстро отводишь взгляд. И это почти слова.

А куда я денусь? И мне нужна моя порция греха.
Даже если мы будем не одни, я сумею сорвать свой законный поцелуй. Мы найдем способ, я уверена.

Слишком уж голодными глазами ты смотришь на меня сквозь сигаретный дым.

Ты, как и всегда, будешь нервно оглядываться и отскакивать от меня при каждом подозрительном шорохе с таким виноватым лицом, что лишь слепой не догадается.

Но я приду. А куда я денусь?..

Мне нужна моя порция воздуха.

…Я, может быть, нашла бы в себе силы прекратить все это, но сигаретный дым тебе так идет...

9. J2 от Мара333
читать дальшеВ присутствие Эклза у Джареда всегда была одна проблема. Вообще-то, их было две, но если усиленно думать о непрожаренном стэйке, вывалянном в грязи, вторая опадала. Но оставалась главная – он не знал, куда девать руки. Прятал в карманы, сцеплял за спиной, теребил одежду – но все равно чувствовал их лишними, почти нелепыми, словно делал совершенно не то, для чего эти руки предназначены. Он много говорил, громко смеялся, просто чтобы отвлечь внимание от своих рук.

Наверное, получалось, потому что Эклз ни его рук, ни его самого совершенно не замечал. И что задевало Джареда сильнее всего, руки Дженсена всегда вели себя прилично. Пока тот улыбался в камеры, говорил с журналистами или просто передвигался в толпе, они спокойно висели вдоль тела или очень элегантно лежали в карманах брюк, иногда выписывая в воздухе жесты по воле хозяина.

Но потом представился шанс, и Джаред его не упустил.

Он узнал, как быстро улетучивается это спокойствие, едва руки Дженсена касаются его кожи. Стоит им пройтись по груди Джареда, и легкие прикосновения становятся настойчивыми, лихорадочными ласками. И эти пальцы, такие примерные и благоразумные, совершенно слетают с катушек, сжимая соски, пощипывая и царапая. И с той же элегантностью, с какой они порхали перед журналистами, руки Дженсена выискивают на теле Джареда такие местечки, что мысли о грязном стэйке не спасают.

И, кстати, Джаред теперь ведет себя по-другому. Нет, он все так же громко смеется и много говорит, но больше не стесняется своих конечностей. Он, наконец, понял их предназначение и просто старается не выпускать Джеснена из рук.

10. оридж от *B@stet*
читать дальшеКоту Луи было тихо. Кот вообще-то не раз видел, как меняются местами закаты и рассветы над крышами Парижа. Но сегодня, в один звездный вечер мокрой французской осени он просто сидел меж двух закопченных прошлым веком труб и осматривал свои владения ленивым взглядом, чувствуя, что вечер у него удастся. Ему было хорошо. До полуночи оставалось немного, а потом он пойдет в обход своего Парижа, завершая путь под старой скамейкой у входа в метрополитен.
Что такого в этом обычном городе, что люди беспрестанно снуют по извилистым улочкам? Зачем карабкаются к Сакре-Кёр, беспрестанно ослепляя чувствительные глаза яркими вспышками искусственного света? Почему стоят перед застрявшим в стене бронзовым человеком, жмурясь от удовольствия? Отчего такая длинная очередь в дом с сияющей красным неоном мельницей? Это так обычно. Это так ежедневно.
Если честно, и у кота много было ежедневностей: развалиться, например, на крыше, подставив пушистое пузо солнцу, ну, или попугать канарейку престарелой мадемуазель Жужу – не потому, что хочется съесть – хотя и это тоже, – а просто так. И мыша Сурри погонять, и от пса Терьена побегать. И выстоять вечернюю драку у заднего крыльца рыбного магазина – самые вкусные рыбьи потроха выкидывали именно там.

Но больше всего кот Луи любил свою полуночную ежедневность – на улице, где стоял дом с мельничными лопастями, было всегда много красивых людей. Девушек, юношей… Они выходили на улицу только поздно вечером, наряженные и с яркими лицами – наверное, отдыхали после долгого дня на работе. И, кажется, так уставали, что прогуливались у своих дверей, никуда далеко не уходя.
Коты умеют видеть красоту – ее было много: и пышная блестящая, как зимняя витрина мясной лавки, увитая лампочками и мишурой, и темная, блестящая, словно лоснящийся хвост соседской кошки Мари – ох, Мари! Среди такого разнообразия, таких цветов и фигур он всегда замечал тонкую фигуру, затянутую в черное. Она напоминала ему рассвет, который он видел над крышами Монмартра прошлой весной, когда сизый дым труб смешался с кремово-розовым небом и пушистыми облаками.
Пес его знает, почему он обратил на эту человеку внимание – то ли потому, что она не смотрела на людей, и не улыбалась им приветливо и пьяно. То ли потому, что однажды он встретил ее днем на площади Тертр, и она, отложив досточку и темно-синий мелок, почесала его по хребту самыми кончиками длинных пальцев – робко и нежно, и он еще полдня щеголял по крышам полосками, напоминая всем о своем дальнем родстве с тиграми.

То ли потому, что только к ней приходил тот самый скромный парнишка, подкармливавший его тунцом каждую пятницу. Не хозяин вроде, но… Но когда они сидели у решетки метро – кудрявый светлый мальчик со скрипкой и рыжий уличный Луи – будто что-то делили помимо банки рыбных консервов. То ли место, то ли время.
Кот встречал человеческого мальчика на разных углах Монмартра – то у закусочной с чугунной вывеской в виде черной кошки, то у большой белой церкви на самом верху горы. И иногда слышал струнные пассажи от подножия лестницы.
И ничего он не мучает кошек…

Сегодня кот Луи опять пришел на улицу с пестрыми людьми и уселся рядом с лавкой – а что, он просто смотрит. Дверь дома напротив открылась, и из-за нее выскользнула знакомая фигурка. Черноволосая, с коротенькой стрижкой. На мальчика она была похожа, только уж больно тоненькая, хрупкая, с большими глазами и длинными пушистыми ресницами. Украдкой посмотрела по сторонам и встала у стены, прислонившись затылком и согнув в колене ногу. Проходящие мимо мужчины, от которых разило потом и горелыми жирными сардельками, посмотрели на нее и громко рассмеялись. Потом к девушке пришел гость. Он, наверное, что-то ей такое сказал плохое, потому что она улыбнулась ему совсем грустно, а потом кивнула и позвала с собой в дом. Ушел он один, а она появилась уже позже.
В то самое время, когда обычно приезжал мальчик. Он приносил с собой запах других людей, масла, которым пахли рельсы, и фиалок – он всегда хотел отдать грустной девушке, но она отворачивалась, мотала головой из стороны в сторону, что-то говорила через плечо и уходила. И не смотрела – чего уж она? Хорошая ведь.
Сегодня он приехал снова – открыл черный чемоданчик, достал блестящую кривую трубу осмотрелся на несколько сторон. Покивал головой и, облизнувшись и глубоко вздохнув, дотронулся до узкого горлышка губами. И зазвучала музыка.
Другая, не такая легкая и летящая, которая бывает от скрипки, но песочная, приглушенная, под звездами, над крышами. Самая ночная. Потом кто-то заиграл справа – щипками струн, тяжелыми и гулкими, слева – перекатыванием зернышек в алюминиевой банке, даже из окна соседнего дома – Луи не знал, на что это походило, но было красиво. Коты же видят красоту. Ну, значит, и слышат тоже.
Мальчик прищурился и посмотрел на противоположную сторону улицы. Девочка, залитая розоватым светом фонаря, молчала и смотрела. Только все лицо было мокрое, и глаза красные. А, фонарь же… Да?

Котам всегда интересно – куда убежит клубок, что шуршит на шкафу, чем пахнет от пальцев хозяйки. Но если честно, Луи был другим котом. Человеческим котом. Котом, смотревшим за людьми. Которые плакали и робко прикасались, и заглядывали в глаза и быстро-быстро что-то говорили, и трогали друг друга. И снова обнимали. И прятали носы в маленький букетик тонко пахнущих и немножко замерзших фиалок.

Которым, по секрету, тоже было не все равно.

11. оридж от этюды акварелью
читать дальшеПытаться ее удержать - все равно, что ловить ветер дырявым сачком для бабочек. Приходит и уходит тогда, когда хочется, руководствуясь своими собственными и только ей ясными мотивами. Казалось бы, еще вчера вечером все было хорошо и правильно, а сегодня утром ее уже нет и все, что тебе осталось - стоящая на столе чашка с недопитым чаем и воспоминания. Ты не удивляешься, нет, только вздыхаешь устало, моешь кружку и идешь на работу, ощущая, что внутри тебя кто-то погасил свет. Вот так просто - клац - и стало темно, холодно и пусто.

Наверно, она сейчас где-нибудь в Праге ловит в объектив очарование старого города. Потом рванет в Ливерпуль или Дублин, а возможно в Париж или Осло - никогда не знаешь, куда позовет фантазия и любопытство, угадывать ее внезапные желания у тебя получалось крайне редко. Все то время, что ее нет, ты живешь своей обычной жизнью: проектируешь дома, спишь до часу дня по субботам, каждое воскресенье покупаешь килограмм мандарин в ближайшем магазине. Раньше по твоей двушке то тут, то там лежали ее вещи, сейчас вместо них - чертежи, карандаши и обертки конфет. Она не звонит, не присылает писем на электронную почту и по ночам ты не просыпаешься от ее smsок. У тебя внутри все та же тишина, темнота и пустота, которую никак не заполнить, да и ты, признаться честно, не особо стараешься это сделать.

Ты знаешь, что к концу года по твоему проекту построят очередной многоквартирный дом, к соседке сверху приедет в гости сын с женой, у твоего лучшего друга родиться дочь. А еще ты знаешь, что однажды утром, возможно, даже завтра, а может через неделю, месяц или год, ты проснешься, зайдешь на кухню, и там, растрепанная и уставшая, будет сидеть она и есть прямо из банки брусничное варенье, запивая его черным чаем без сахара.

Клац - внутри тебя снова включат погасший свет, который будет ровно и мягко гореть до тех пор, пока она вновь не уйдет. А пока она будет рядом, ты не предпримешь ни единой попытки привязать ее к себе, потому, что знаешь - пытаться ее удержать - все равно, что ловить ветер дырявым сачком для бабочек.

12. оридж от netttle
читать дальшеОн сидит на крыше, между огнями улицы и звездами. Парит. Пахнет смолой. Ни ветерка, ни капли дождя. Шум города к вечеру становится камерным - город отдыхает. Там внизу, на маленькой площади перед его домом, среди елок и рябин, под грустным бронзовым памятником каждый вечер толпятся гуляки. Пьют пиво, брынчат на гитарах, галдят. Иногда особенно звонкий голос, будто птичья трель, взлетает до самой крыши, пронизывает до самого сердца. Он знает этот голос, любит этот смех. Однажды он спустится вниз... Да, слезет со своей чертовой крыши и подойдет к ним. И найдет своего соловья даже с закрытыми глазами. Но пока он только мечтает об этом да сочиняет длинные монологи. Смотрит с крыши на светлую макушку и шепчет: "И ты узнаешь..."

прочитали? а теперь добро пожаловать в комменты, ставьте цыфирку, хвалите, критикуйте, главное не оставайтесь равнодушными! автор самого понравившегося драббла будет выбирать песню для следующей недели, вдруг вам тоже захочется написать?

АПД. ГОЛОСУЕМ АКТИВНЕЕ!!!

@темы: фанаццкое, в жизни всегда есть место подвигу, я такой классный, что аж самому страшно(с), лекарство от скуки, люди, вася ты гонишь, в мой моск пришла мысль, поскучала в одиночестве и ушла обратно, ПЧ