рабочее название:
Подорожник и другие сорнякиоридж
не бечен
герои: будет много и все мои
саммари: впереди были неизвестность и приключения
1 глава. Омела 2 глава. Лопух 3 глава. Перекати-поле 4 глава. Лебеда 5 глава. Крапива 6 глава. Подорожник 7 глава. Татар-чай. 8 глава. Дурман. 9 глава. Камнеломка.10 глава.
Ромашка.глава целикомГорсть шиповника с дробным звоном пересыпалась в кружку. Я осторожно прихватил конец колючей ветки одной рукой, а второй принялся ощипывать ягоды. Работа была несложная, но опасная. Того и гляди, острый шип вопьется в палец, ветка царапнет руку или вцепится в одежду. Я уже был покрыт ссадинами с ног до головы, будто выдержал сражение с целой сворой диких кошек.
- Шшш… - я зашипел и сунул пораненный палец в рот, потом вынул и осмотрел ранку.
Под кожей темнела крохотная черточка – кончик обломавшегося шипа – очередная заноза. Да, зарабатывать сбором шиповника нелегкая работа. Хотя, судя по остальным, тяжело приходилось только мне. Как ни странно, на Лерике и Лизке царапин было гораздо меньше, а Динка, хоть и ныла постоянно, но тоже не выглядела пострадавшей. Я тяжело вздохнул, посмотрел на зловредный куст, натянул рукава почти до кончиков пальцев и принялся оббирать очередную ветку. Наполнив кружку, я опорожнил ее в рюкзак и перешел к следующему кусту.
Где-то неподалеку послышалось пение. Лерик разучивал с Лизкой какую-то казачью песню про «пчелочку златую». Пока у них получалось довольно смешно. Лизка не попадала в ноты и путала слова, но старательно орала во всю мощь легких. Лерик ржал и пытался поправлять, но в результате сам сбивался и они принимались хохотать уже хором.
- Вы когда-нибудь заткнетесь? – раздался раздраженный Динкин крик.
Она вышла из кустов, волоча за собой рюкзак, в котором на дне перекатывалось несколько горстей шиповника, и плюхнулась на землю.
- Я уже больше не могу! – плаксиво заявила она. – Мне этот гребаный шиповник нафиг не сдался, чего я над ним уродуюсь?
- Вообще-то не ты одна, - попытался возразить я. – А деньги нам по любому нужны…
Вдруг со стороны тропы раздался вопль:
- Пацаны! Пацаны! – надрывался кто-то неизвестный.
Мы бросили рюкзаки и вылезли из зарослей посмотреть, что за авария.
- Ого! Еще голубчики! – обрадовано потер руки незнакомый мужик в голубой рубашке с коротким рукавом. Возле него неловко переминался с ноги на ногу Валик по прозвищу Япошка, парень, живущий на общаке. Судя по двум канистрам, он направлялся за водой.
- Давайте, показывайте, где тут у вас родник, - заявил мужик в рубашке.
Мы непонимающе смотрели на эту странную пару, пока вдруг мужик не вытащил пистолет и не помахал им у меня перед носом. Япошка что-то сдавленно хрюкнул.
- Вот туда, - показал направление Лерик. – Только пушку убери, а?
- Ты мне не начальник чтоб распоряжаться! – взвился мужик. – Ага, несовершеннолетний!
Свободной рукой он ухватил Лизку за плечо и подтащил ее к себе.
- Кто такой, откуда, как зовут?- прицепился он, принимая Лизку за мальчика из-за ее короткой пацанячьей стрижки.
Лизка молча пялилась на него пустыми глазами, нацепив на лицо дебильное выражение.
- Так, все пошли за мной, - мужик, не отпуская лизкино плечо, махнул нам пистолетом и пошагал вперед.
Нам ничего не оставалось, как двинуться следом. Валик хотел было юркнуть в заросли, но мужик обернулся и ткнул в него дулом:
- Ты тоже!
Через пару десятков метров я услышал позади шорохи, оглянулся и вместо Валика увидел на тропе только две пустые канистры. Не поднимая шума и не останавливаясь, я продолжал идти. Если бы не Лизка, я бы и сам поступил так, как Валик.
Возле родника было многолюдно. Там толпилось человек двадцать «аборигенов» и десяток мужиков в голубых рубашках, таких же, как у приведшего нас, но с погонами. Только тут до меня дошло, почему ее фасон показался мне знакомым – это же была часть милицейской формы.
- Все послушали меня! – взревел басом мент с огромным «пивным» пузом. Вытерев лысину платком, он продолжил: - Мне нужен Сидоренко Валентин. Вы его знаете, на вид лет двадцать, правый глаз прищуренный из-за шрама.
- Так это ж… Сергей Тарасыч, я его взял! – подал голос «наш» мент.
- И где он?
Мужик обернулся к нашей маленькой компании и только теперь обнаружил пропажу Валика. От неожиданности он открыл рот и захлопал глазами. Лизка захихикала, прикрываясь ладошкой.
- Он тут был, Сергей Тарасыч! Честное слово! Они докажут! – он ткнул в нас своим пистолетом.
Мы молчали, всем своим видом демонстрируя, что мы тут ни при чем.
Таких выражений, которыми менты костерили своего незадачливого коллегу, я не слышал даже от вокзальных бомжей. Вся местная публика радостно наблюдала за бесплатным представлением. Постепенно стало понятно, из-за чего разгорелся этот сыр-бор. Оказывается, ночью Валик наведался к родственникам в село. После теплой семейной посиделки Валик угнал из соседнего двора мотоцикл с коляской, вломился в сельский краеведческий музей, вынес оттуда шашку и шинель какого-то атамана времен гражданской войны, а заодно пулемет Максим, который установил на мотоциклетной коляске. Со всем этим добром он и приехал под утро на общак. Музей бы Валику простили, но вот мотоцикл принадлежал местному участковому. Вся районная милиция была поднята по тревоге и отправлена на поиски похищенного транспортного средства. И вот выясняется, что виновник «торжества» ушел от правосудия…
За неимением Валика менты решили устроить тотальную проверку документов. «Аборигены» расходились в разные стороны под конвоем одного-двух представителей власти. Чтобы не вести милицию к нашей родной пещере, Лерик пообещал сам принести все бумаги и оставил нас сидеть у родника.
Рядом прохаживались менты, Динка тихо материлась сквозь зубы, а Лизка гладила меня по руке и утешала:
- Ты не переживай. Я уже тыщу раз в спецприемнике была, там не страшно. Там сразу оформят, потом санобработка, потом одежду новую дадут и покормят. Ты им главное имя не говори. Тогда они сами будут искать, а если ты не в розыске, то через два месяца тебя в детдом определят. А с детдома сбежать проще простого…
В это время вернулся Лерик. Как я заметил, он принес не паспорта, а наши приютские ДОСовские документы. Он что-то долго с серьезным видом втирал ментам. Толстый начальник сначала недоверчиво хмурился, изучал удостоверение воспитателя, потом махнул рукой. Лерик дал нам знак, мы быстренько вскочили и собрались покинуть затоптанную площадку у родника.
- И чтобы завтра же вас здесь не было! - рявкнул на прощанье мент.
- Конечно, Сергей Тарасович! – согласно закивал головой Лерик.
Я удивленно поднял глаза и увидел, что он держит за спиной руку с оттопыренным средним пальцем. Его детская выходка насмешила меня, я не выдержал и прыснул в кулак. Лерик обернулся к нам и затолкал нас на узкую тропинку, терявшуюся в зарослях. Едва мы отошли на достаточное расстояние, он сгреб нас всех в охапку, как наседка цыплят, и радостно захохотал. От облегчения, что все закончилось благополучно, хотелось плакать.
- Ну что, девчонки, пока вы еще со мной? – Лерик обнял Динку и Лизку и расцеловал их в щеки. Я почувствовал себя покинутым и немного разочарованным, хотя и понимал, что вряд ли бы позволил Лерику так просто поцеловать меня. Но мне хотелось, чтобы он и на меня посмотрел с такой же любовью. «Хватит мечтать, - одернул я себя и отвернулся. – Не фантазируй на пустом месте. Лерик тебя любит, но чисто по-дружески. И это большее, что ты от него можешь ждать».
***
Динка и Лерик сидели у очага. Он крепко, но бережно держал ее руку в своей и осторожно вынимал занозы. Она поминутно ойкала, а он терпеливо утешал. Я не мог больше наблюдать эту идиллическую картинку. Схватив мешочек с походным швейным набором, я выскочил из пещеры. Солнце уже заходило, но было еще достаточно светло. Я выбрал иглу потоньше и принялся сам выколупывать свои занозы. Запястья, ладони и пальцы были все в царапинах: красных, припухших – сегодняшних, коричневых черточках вчерашних и позавчерашних, белых росчерках недельной давности… Неожиданно мои руки обхватили широкие загорелые ладони:
- Давай я.
- Я могу и сам, - я попытался отказаться, но Лерик только улыбнулся.
- Давай, - повторил он, и я безропотно отдал ему иголку.
Это было почти не больно. Я старался не смотреть, и уж тем более не ойкать, как девчонка. Но на правой руке в подушечке безымянного пальца шип засел очень глубоко. Я не сдержался и вскрикнул, когда Лерик подцепил его иглой.
- Тссс… прости, мой хороший, сейчас поцелую и все пройдет! – прошептал Лерик, вытащил занозу и поцеловал мой палец.
Я не мог заставить себя пошевелиться, я даже дышать перестал. Лерик держал мою руку и чуть поглаживал ладонь большим пальцем. Я видел, как расходятся двумя спиралями волосы на его макушке, и хотел, чтобы он поднял голову.
- Вот и все, - сказал он, отпустил мою ладонь и поднялся, по-прежнему не глядя мне в глаза.
Я был готов завыть от разочарования и непонятной обиды, но что я мог сделать?
- Спасибо, - поблагодарил я деревянным голосом.
- Не за что, - ответил Лерик.
Этот дурацкий обмен вежливыми фразами добил меня окончательно.
- Мне надо пройтись, - бросил я, вскочил и умчался не оглядываясь.
Теплый волнующий сон нехотя отпускал меня, и в тоже время он будто бы продолжался. Я не мог понять, во сне или наяву я ощущаю на своем лице нежные осторожные прикосновения и горячее дыхание. Рядом зашевелилась, переворачиваясь на другой бок, Лизка, и я понял, что не сплю. Но чьи-то губы продолжали целовать мое лицо. Впрочем, несмотря на кромешную темноту, я уже знал чьи. Мне хотелось поднять руки, обнять его, самому поцеловать в ответ, но я боялся сделать что-нибудь не то и его спугнуть. Наконец, его губы коснулись моих, и из головы разом пропали все мысли. Это был мой первый настоящий поцелуй, и все ощущения были мне внове. Конечно, я не считал себя наивной ромашкой, теоретически я хорошо знал, как надо открывать рот, куда девать язык… но одно дело знать…
У меня кружилась голова, сердце билось так громко, что казалось: все должны проснуться от этого стука. Тело то становилось невесомым, то тяжело обмякало, и не было сил шелохнуть хоть пальцем. Лерик творил со мной что-то невообразимое, волшебное. Мне хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось. Но, как всегда случается, какой-то неожиданный шорох заставил его отпрянуть. Я разочарованно выдохнул.
Прошла минута. Лерик по-прежнему лежал не двигаясь, я слышал его взволнованное неровное дыхание. Я ждал, что он снова поцелует меня, но этого все не происходило, и я сам не заметил, как заснул.
Утром Лерик вел себя как обычно, и я начал сомневаться, не приснилось ли мне все. Окружающее было таким обыденно-привычным, что ночное происшествие казалось фантазией, несбыточным эротическим сном. Я тоже, как мог, старался ничем не выдать своего растерянного, взволнованного состояния и у меня вроде бы получалось.
- Если ссыпать все вместе, будет два полных рюкзака, - сказал Лерик. – Надо нести сдавать. Если будем еще ждать, шиповник начнет сохнуть, станет легче.
- Хорошо, - безропотно согласился я.
- Купишь мне сникерс? – тут же подлезла под локоть Лизка.
- Обязательно, - рассмеялся я и потрепал ее по волосам.
- И мне сникерс! – повторила лизкин маневр Динка, но уже с Лериком.
- Большие девочки от сладкого толстеют и прыщавеют, - назидательно произнес Лерик, щелкая Динку по носу. Она обиженно надулась, и добросердечная Лизка тут же бросилась ее утешать:
- Я с тобой поделюсь!
- Будут вам обеим шоколадки! – воскликнул я, укоризненно глядя на Лерика. Он хмыкнул и пожал плечами, мол, делайте что хотите.
Спускаться вниз с тяжелым рюкзаком было непривычно и неудобно. Он словно подталкивал в спину, принуждая то ли бежать вперед, то ли отклоняться назад и почти опрокидываться. Когда показались крайние дома татарского села, я вздохнул облегченно. Я подумал, что за этот спуск устал больше, чем раньше уставал во время подъема. А ведь надо было еще дойти до заготконторы.
Но, как ни странно, я преодолел и этот путь. Сонный вислоусый дядька открыл нам ворота.
- Шипшина у трэтьому склади, хлопчыки.(1)
- Дякую(2), - ответил ему Лерик, снова удивив меня.
- Ты что, по украински говоришь? – спросил я, едва мы немного отошли от ворот.
- Конечно! – подтвердил Лерик. – Я же из Киева, я в украинской школе учился…
Я нечаянно задел ногой ящик. Раздалось звонкое, почти стеклянное тарахтение, и я заинтересованно остановился. Мы были у второго склада, здесь стояли полные ящики полосатых золотисто-коричневых ракушек.
- Что это? – удивился я.
- Раковины виноградных улиток, - удивленно разглядывая ящики, ответил Лерик. – Только не спрашивай, зачем они: понятия не имею!
Возле третьего склада ржавели большие напольные весы, и было много пустых ящиков.
- Хэй, хлопци! – тот самый дядька, что стоял у ворот, неторопливо направлялся в нашу сторону. – Бэрить порожнюю тару, сыпьте туда ягоды и ставте на рампу!(3)
Пока он доковылял до нас своей ленивой походкой, мы успели пересыпать шиповник из рюкзаков в пустые ящики и аккуратно составить их на платформу весов. Дядька подошел, подвигал гирьки-противовесы, посчитал количество ящиков и достал засаленный блокнот. Шевеля губами, он что-то долго туда записывал. Я с интересом следил за процедурой, а Лерик, который успел с самого начала взвесить пустой ящик, напряженно высчитывал чистый вес нашего шиповника. «Сорок два», - наконец прошептал он.
- Йдэмо до офису(4), - поманил нас дядька.
Офисом оказалась облупленная мазанка с низкой дверью и косоватыми маленькими окошками. Внутри она тоже не поражала шикарным убранством. Дядька достал из незапертого железного сейфа потрепанную конторскую книгу и принялся переписывать туда из блокнота свои цыфры.
- Сорок кило, - объявил он.
- Сорок два, - поправил его Лерик.
- Сорок.
- Сорок два, я порахував(5)! – упрямо повторил Лерик.
- Яки уси вчени! – недовольно проворчал дядька. – Гаразд, сорок два. С такими справами скориш жэбракуваты пийдешь, ниж шось заробыш…(6)
Он вернулся к сейфу и, заслоняясь спиной, отсчитал нам деньги.
- Берить, - он пододвинул к нам по столу тонкую стопочку разноцветных купюр. – Алэ шисят висим копийок в мэнэ немае!(7)
- Гаразд, дядьку, - усмехнулся Лерик, пряча деньги в карман. – Нэхай ци копийки пийдут вам в пэнсийный фонд.(8)
Я открыв рот следил за этим диалогом. Лерик, разговаривающий на забавном украинском, выглядел как незнакомец. Едва мы вышли на улицу, я тут же задергал его за рукав:
- О чем вы там говорили?
- Ну, мужик жадничал и жаловался, что станет нищим, если все будут такие умные, а потом зажал шестьдесят восемь копеек…
Я заржал.
- А ты?
- А я сказал, что эти копейки наш - вклад в его пенсионный фонд.
Даже без мелочи выручка на мой взгляд была вполне пристойной.
- Как думаешь, на билет Динке хватит?
- По идее, должно хватить…
Мы купили в придорожном ларьке спички, шоколадки девчонкам и собрались уже идти, когда к автобусной остановке вдруг подкатил запыленный Лиаз. Лерик прочитал названия сел на табличке, выставленной в окошке, и предложил:
- Слушай, может прокатимся? Он, конечно, не по прямой, по времени мы не сильно выиграем, но зато не пешком…
Я был не против. Мы втиснулись в старый автобус и поехали.
Маршрут петлял по окрестным селам, в окошках тянулись бесконечные поля и сады, за ними синели невысокие горы. Ветер заносил в открытый люк запахи табака и помидоров, болгарского перца и яблок. Люди входили и выходили, толкая нас своими сумками, корзинами и ведрами, но я почти не замечал этого. Словно в трансе, я стоял и смотрел на Лерика. В его лице была какая-то почти библейская красота. Ветер прибивал ко лбу блестящие черные волосы и теребил несколько тонких прядок, глаза из-под густых ресниц смотрели грустно и спокойно. В уголках губ притаились крохотные складочки, намекающие то ли на радостную улыбку, то ли на горькую усмешку. Мне хотелось дотронуться до его матовой смуглой кожи, чтобы убедиться в его реальности, но я просто продолжал молча пялиться. У меня было ощущение, что я делаю что-то запретное, отчаянно смелое и почти неприличное, и от этого у меня холодело в груди и в животе. Я не мог понять, что чувствует ко мне Лерик, но в тот момент я все понял про себя – я влюбился, впервые в жизни и очень сильно.
Не сказать, что это открытие существенно облегчило мне жизнь. Знать, что все мои чувства не просто примитивное физиологическое влечение, меня не утешало. Раньше во мне оставалась надежда, что я все же нормальный обычный парень, ну, с небольшими отклонениями, но в целом такой же, как и все. Я представлял себе, как со временем сделаю карьеру художника, потом встречу хорошую красивую девушку, женюсь, у нас будут дети и счастливая семья… А какая семья у меня может быть с Лериком? Об этом даже думать смешно и странно.
Я посмотрел на него. Лерик шагал впереди. Мне видны были только его длинные ноги в линялых джинсах и торчащая над рюкзаком черноволосая макушка. Я не должен был влюбляться в него! Ну разве мало девушек вокруг? Я ведь мог бы влюбиться в Динку. Или в Катю… В Гуляеву, на худой конец! А выбрал почему-то этого долговязого балбеса, который, ни о чем не подозревая, одной своей походкой сводит меня с ума. Может, если держаться от него подальше, то все пройдет? И вопреки этим рассудительным мыслям и здравому смыслу мне вдруг до слез захотелось, чтобы Лерик обернулся и взял меня за руку.
Вместо этого он плюхнулся на валун, достал сигареты и объявил:
- Перекур.
Я, тяжело дыша, привалился рядом.
- Как ты еще можешь курить? – я покосился на сигарету в его руке. В том, как он зажимал ее между пальцев, было какое-то необъяснимо притягательное изящество.
- Нормально, - отозвался Лерик, выпуская дым изо рта. От этого зрелища у меня сладко сжалось внизу живота. Я облизал пересохшие губы и отвернулся, чтобы ничего этого не видеть.
Наконец, Лерик докурил, притушил сигарету о камень и щелчком отправил окурок куда-то в сторону.
- Нумо, хлопци, заспиваемо! – поднимаясь, заявил он со своей обычной усмешечкой.
И загорланил, стараясь шагать в такт. Он пел ту самую песню, что разучивал с Лизкой:
- А пчелочка златая, а что же ты жужжишь… Ой около летаешь, ой, прочь не летишь… Али верно любишь, ой, любушку мою… - мне чудился в выборе песни какой намек, но я одергивал себя, чтобы не нафантазировать бог знает что. – Сладкие медовые губочки у ней… ой, сладкие медовые губочки у ней… Любить ее можно, а целовать нельзя… Ой, я к губам прилипну, и с нею я помру… Жаль-жаль, жалко мне, с нею я помру…
- А врешь, и не прилипнешь, а врешь и не помрешь… - негромко подпел я последний куплет.
Лерик удивленно оглянулся.
- Помру, - убежденно заявил он.
Я скептически хмыкнул.
- Бревно ты бесчувственное, Ник! Ничего в любви не понимаешь! – выговорил Лерик, то ли в шутку, то ли всерьез.
Мне хотелось возмутиться, возразить: «Сам ты бревно! Смотришь и не видишь!», но я прикусил губу и промолчал. Лерик тоже ничего не сказал. Так, в молчании, мы проделали остаток подъема.
примечания:
(1) шиповник на третьем складе, мальчики (укр.)
(2) спасибо (укр.)
(3) эй, парни, берите пустую тару, насыпайте туда ягоды и ставьте на рампу (укр.)
(4) пойдемте в офис (укр.)
(5) сорок два, я посчитал (укр.)
(6) какие все ученые! с такими делами скорее побираться пойдешь, чем что-то заработаешь (укр.)
(7) берите, но 68 копеек у меня нет (укр.)
(8) хорошо, дядька. пусть эти копейки пойдут в ваш пенсионный фонд (укр.)
@темы:
ладно, пойду стульчак обоссу(с),
оридж,
в жизни всегда есть место подвигу,
Подорожник и другие сорняки,
лекарство от скуки,
вася ты гонишь,
в мой моск пришла мысль, поскучала в одиночестве и ушла обратно,
да никако ты писака
-
-
12.02.2010 в 17:05-
-
14.02.2010 в 22:58перед вамисейчас, поплывшая от крымской жары, горных ароматов, перовой любви Ника и профиля Лерки, и понимаю, что как бы ни хотелось, написать дельный отзыв сейчас ни за что не получится, но сказать спасибо за такое чудесное произведение очень хочется. Вы выдернули меня из реальности на три часа, и это были очень-очень хорошие три часа. Возвращаться в реальность не хочется категорическиА еще мне, домашнему ребенку, всегда очень хотелось узнать, что же такое вольная артистическая жизнь, как в байках про начало девяностых - погружение удалось на сто процентов, спасибо!Теперь, кусая кулаки, буду ждать продолжение.
-
-
16.02.2010 в 14:44а продолжение будет прямо вот сейчас) загружаю следующую главу